К теме ментального здоровья и психических последствий, от которых страдают попавшие под преследование беларусы, правозащитники в последние годы обращаются довольно часто. Не секрет, что практически все жертвы режима имеют психологические травмы от задержаний, физических угроз, заключения и неопределенности со своей дальнейшей судьбой. «Вясна» собрала свидетельства о психологических последствиях заключения среди отбывших наказание по политическим мотивам.
Тревожность, депрессия, панические атаки, страх, одиночество, эмоциональное выгорание, агрессия, чувство вины — вот лишь несколько из ряда проблем, с которыми сталкиваются беларусы после освобождения из мест отбывания наказаний.
Наиболее распространенная психологическая проблема, от которой часто страдают бывшие политзаключенные — посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), избавиться от которого самому очень трудно. Основные симптомы ПТСР — тревожность, нарушение сна, воспроизведение ситуации и настороженность. Многие беларусы выходят из тюрем либо уезжают от уголовного преследования, имея ПТСР, хотя сами еще не осознают точно, что с ними на самом деле происходит.
«Забота о психическом здоровье так же важна, как и физическое состояние»
Оксана: «Постоянное ощущение, что ты не в безопасности»
«После переезда в Польшу появилось хоть какое-то чувство безопасности, но все равно иногда его как бы и нет. То есть, есть флешбэки какие-то от посттравматического стрессового расстройства. У меня это постоянное ощущение, что ты не в безопасности: сон очень чуткий, я не могу во сне просто расслабиться. У меня есть еще такая вещь, как сонный паралич. Это от того, видимо, что на Окрестина я не спала. Ты просто вырубаешься в какой-то момент, потому что тело хочет отдыхать. То есть сознание работает, оно не дает тебе уснуть, потому что в стрессе. И сознание боится тебя оставить и дать отдохнуть из-за того, что нужно быть постоянно начеку. А тело вырубается…» — рассказывает девушка.
Николай: «Не было физических сил делать элементарные вещи»
«Я сгорел и психически, и физически. Нормальный сон? Забыл, что это. Панические атаки стараешься подавлять усилием воли, но иногда все выходит из-под контроля. Очень противное состояние, а еще постоянная усталость, и агрессия, и желание спрятаться ото всех на свете… Потом наступило такое время, когда я не хотел никого видеть. Не было физических сил делать элементарные вещи, вынести мусор, пол помыть. Понимаю, что заботы о психическом здоровье так же важны, как и физическое состояние. Все связано друг с другом, поэтому я и обратился к психиатру», — признается Николай.
Бывшая политзаключенная Ася Булыбенко: «Я думала, что меня везут в Беларусь»
«Все закончилось моей попыткой суицида, когда я выпила 70 таблеток антидепрессантов и попала в реанимацию. Потом мне диагностировали посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), потому что, когда за мной приехали скорая и полиция в Вильнюсе, я думала, что меня везут в Беларусь. Я не просто думала, а не хотела с ними идти, плакала, кричала, боялась, просила не везти меня в Беларусь, а они ничего не понимали…» — рассказывала Ася правозащитникам.
Андрей: «А иногда я никого видеть не хотел»
«…Но зимой все вернулось, стало еще хуже, трудно было сконцентрироваться на какой-то проблеме, начал дела откладывать на потом, короче, запутался в своих проблемах сам. А иногда никого видеть не хотел. Может, это одиночество тоже повлияло», — говорит Андрей.
К симптомам ПТСР специалисты также относят: избегание контактов с друзьями и близкими; раздражительность и вспышки гнева, чувство вины, частое прокручивание какой-то стрессовой ситуации в голове.
Насколько важно вовремя обратиться к специалисту, рассказывает психиатр Сергей Попов:
— С течением времени последствия психической травмы и ПТСР проявляются в виде различных симптомов и различных психических расстройств, иногда существующих одновременно. Это могут быть депрессия различной степени тяжести, тревожные расстройства, зависимость от психоактивных веществ, нарушения поведения и даже стойкие изменения характера. Важно понимать, что психиатр — это такой же врач, как и тот, который лечит тело. Понимание и озвучивание, в чем заключается проблема, уже приносит облегчение.
«Ты начинаешь понимать, что живешь в постоянном страхе»
Бывший политзаключенный Александр, который после отбытия наказания уехал из страны, до сих пор иногда живет с ощущением страха, но в Беларуси это стало для него настоящей проблемой:
— Страх для любого человека — это вроде бы и нормально. Бояться, например, за свою жизнь, либо за своих родных, либо за дом, либо за что-то еще, с одной стороны — это нормально. А с другой стороны, когда этот страх превращается непосредственно в твою жизнь, когда ты постоянно живешь под страхом, что ты не то сказал, либо кто-то сейчас к тебе должен прийти, либо кто-то на тебя что-то скажет. То, что тебя могут убить даже ни с того ни с сего, либо то, что могут как-то давить на тебя через твоих родных, близких — это невыносимо.
Этот страх в последнее время, там, в Беларуси, становился все сильнее и сильнее, и ты начинаешь понимать, что живешь в постоянном страхе. Я даже не знаю, как это объяснить, это режим Лукашенко посеял страх среди людей и они начали бояться всего, вообще всего.
Страх говорить, вообще жить, что-то делать. Что говорить, с кем говорить? Можно ли с этим говорить или нельзя? И ты начинаешь жить в каком-то статусе личного контроля, контроля со стороны… Ты должен подчиняться, жить как власть скажет. Если тебе нельзя за границу, значит, тебе нельзя за границу. И нельзя тут задавать другие вопросы либо рассуждать на эту тему.
Сергей: «Запуганы мы все, я в том числе»
«Мне часто кажется, что я очень боюсь сотрудников. Ну как боюсь? Знаете, такое неприятное ощущение после всей этой ситуации. И немного, возможно, паранойя. Знаете, когда такие вот бусики ездят, тогда начинаешь тревожно задумываться. Особенно, если ночью, в три часа, мать забирают. И ты понимаешь, что такое может произойти с кем угодно. Ну немножечко накручиваешь сам себя, а так… Ну запуганы мы все, я в том числе», — признается Сергей.
Алина: «Был страх утра, потому что всех забирали утром»
«Первый раз накрыло, наверное, через неделю после освобождения. Изначально, то есть все время, которое я находилась на территории Беларуси, был страх утра, потому что всех забирали утром. И вот до обеда присутствовала какая-то тревога. После обеда она немного отпускала, и потом, на следующее утро было такое (ощущение), что кто-то по коридору ходит и ты уже прислушиваешься, что там да как…» — говорит девушка.
Максим: «Этот страх никуда не уходит, он остался, наверняка, на всю жизнь»
«До 2020 года я думал, что мало чего боюсь, но после 20-го стал бояться. То есть бояться даже представить, что можно провести в тюрьме, вот в той, в которой я был, 15 суток, что можно провести год или два, для меня, наверное, один из самых сильных кошмаров. Мне сегодня снилось, вот вы не поверите, что я в Беларуси, приехал в Беларусь, типа там в гости на пару выходных, и я понимаю, что я боюсь, что меня не выпустят. Я во сне нахожусь в паническом страхе от того, что я боюсь, что не смогу выехать, что меня посадят в тюрьму или что мне просто не дадут выехать. И у меня этот сон, этот момент, просто зациклен. И этот страх, он просто никуда не уходит, он остался на всю жизнь, наверное, сейчас», — рассказывает о своих проблемах Максим.
«В лагере верил, что борьба продолжается, а в метро вижу — никакой борьбы нет»
Бывший политзаключенный Сергей Коршун: «Боюсь смотреть на лица людей»
«Где-то через неделю на свободе понял, что боюсь смотреть на лица людей. В лагере верил, что борьба продолжается, а в минском метро вижу: никакой борьбы нет! Все давно забыли меня и других ребят, давно живут своей нормальной жизнью. Люди сидят в ресторанах, ходят на дискотеки и в кинотеатры. Какое им дело до Сергея Коршуна, Сергея Тихановского и остальных ребят, которые еще там?» — признается Сергей.
Евгений Боровский: «Даже в гости не приходи и забудь о нас»
«Было психологически тяжело. Например, через несколько дней после освобождения я написал одному хорошему другу. А тот говорит, что даже в гости не приходи и забудь о нас. Нам твоих проблем не надо, поэтому — извини. И это было действительно трудно. В некоторых моментах накрывало сильно и после отъезда», — рассказывает Евгений.
Наталья: «Главная обида, что украли год жизни»
«На свободе я оказалась после того, как в Польшу сбежала. Но для меня главная обида, что украли год жизни. Сначала это лишение свободы, где мой мир, моя картина мира абсолютно поменялась, потому что я жила с людьми, с которыми я бы никогда даже диалог не завела. Ну, условно говоря, то есть я никогда ничего не знала, например, о мире наркотиков… А теперь для меня баян — это не музыкальный инструмент», — делится мыслями беженка.
Дмитрий: «Эта злость, эта агрессия, она же накапливается, никуда не уходит»
«Надо заниматься чем угодно, но только не оставаться в этом замкнутом пространстве, и, самое главное, не бояться и как-то злости, которая у каждого отсидевшего внутри, не давать выхода. Вот эта злость на несправедливость, эта агрессия, они же накапливаются, они никуда не уходят. Нужно, чтобы человек чем-то был занят. И, по возможности, чтобы это приносило пользу. Это чисто мое мнение на склоне лет и на склоне того, что сам пережил, что сам испытал», — говорит Дмитрий.
